В этом году Светлая седмица совпала с мрачным юбилеем — четверть века аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Это событие стало не только крупнейшей техногенной катастрофой ХХ века — фактически, оно поставило крест на наивном мифе о бесконечных возможностях человеческого разума и мирного прогресса, присутствовавшем в сознании советских людей после Великой Отечественной войны. Позже это «депрессивное» настроение наложилось на многочисленные сложности периода перестройки и во многом оказало существенное влияние на дальнейшую историю страны.
В эти дни многие блогеры делятся своими детскими воспоминаниями о той атомной весне 1986 года.
Предлагаем нашим читателям познакомиться с самыми интересными записями о Чернобыле в русскоязычной блогосфере.
Посвящается вертолетчикам…
Вот уже 25 лет длится долгое эхо Чернобыля… Для Чернобыльской АЭС и для всего мира время разделилось на До 26 апреля 1986 года и ПОСЛЕ…
До – теплая украинская весна, цветущая Припять, веселая мелюзга в детских садах, школьники, радующиеся скорым летним каникулам…
ПОСЛЕ – Черная быль.
Я помню 1 мая 1986 года, когда в нашей московской квартире внезапно зазвонил телефон.
Папа снял трубку, несколько секунд молчал, затем произнес только одно слово: «Есть!» И, обращаясь к маме: «Света, где там мой «тревожный чемоданчик?» Я помню глаза мамы… Мы ждали этого звонка. Папа был военным экспертом по вертолетам, по тем самым МИ-8 и МИ-6, которые первыми приняли участие в ликвидации катастрофы, позже к ним присоединились МИ-26.
Вертолеты появились над Припятью уже 27 апреля на восходе солнца.
Правительственная комиссия поставила перед летчиками задачу забросать аварийный реактор с воздуха защитным слоем песка, затем песок был заменен свинцом, бором, кадмием и различными другими материалами. Такие рекомендации дали сомневающиеся и растерянные ученые-ядерщики – рекомендации, мягко говоря, спорные. Активное наращивание слоя песка вызвало рост температуры на аварийном энергоблоке. Свинец при температуре в реакторе свыше 4000 С мгновенно возгонялся и в виде окислов вместе с другими радиоактивными элементами распространялся по огромной территории Украины, Белоруссии, России.
Это были первые попытки усмирить реактор.
Вертолетчики героически справились с поставленными задачами, к 6 мая 1986года выброс радиации резко уменьшился. Но цена, которую они за это заплатили, оказалась страшной! С самого начала операции по «спасению» реактора экипажи вертолетов были обречены!
Это фото 4 апреля 1986г.
А это уже после аварии
Подходы к реактору с воздуха были опасны – мешала высокая вентиляционная труба разрушенного четвертого блока АЭС. К тому же машина над эпицентром просто проваливалась вниз на 20–30 м. Дело в том, что из-за высокой температуры воздуха в этом месте резко падала подъемная сила вертолета. Для осуществления сброса песка необходимо было зависнуть над реактором на несколько минут. Борттехник, привязанный в грузовой кабине тросом, подтаскивал мешок к открытой двери, высовывался наружу и, заглядывая в ядерный кратер, целясь глазом, сбрасывал мешок за мешком. Шесть-семь мешков за раз! Невыносимая жара, перенапряжение!
После вылетов у борттехников случались приступы рвоты Это был адский труд. Чтобы хоть как-то его облегчить, стали укладывать мешки в вертолете на доски. Поднимая конец доски как рычаг, борттехник мог сбрасывать сразу по 2–3 мешка. Пробовали подвешивать мешки на прутьях на внешней подвеске. Это потом уже пришла идея использовать на подвесках тормозные парашюты, в которые удавалось загружать до 1,5 тонн мешков Доработав конструкцию узла подвески, смогли зацеплять несколько таких парашютов-сетей, наполненных мешками. Доза, которую за один вылет получали вертолетчики, составляла от 20 до 80 рентген. А сколько было тех вылетов! В первые дни у летчиков не было даже респираторов! Таблетки йодистого калия никому не давали, да никто их и не спрашивал.
С виду город как город… только мертвый…
Без респираторов обходились и все члены правительственной комиссии. Многие из них были безграмотны в вопросах дозиметрии и ядерной физики, в первые дни аварии элементарно не знали о размерах радиационного фона. Местные власти находились в полной прострации. К сложившейся ситуации оказались не готовы ни гражданская оборона, ни сотрудники АЭС.
Наука опасность происходящего скорее преуменьшала, видимо, тоже не соображая в этом деле. Спустя почти десять дней после трагедии, 4 мая 1986 года, рассмотрев с воздуха разрушенный энергоблок, один из известных академиков озабоченно сказал: «Трудно понять, как укротить реактор…» А ведь к этому времени в ядерное жерло уже было засыпано пять тысяч тонн различных материалов…
Жизни после смерти… Припять. Улица Курчатова.
Первые 27 экипажей, осуществлявших эту засыпку, вышли из строя за несколько дней и были отправлены в Киев на лечение. Это уже позже додумались защищать вертолеты свинцом. Клали его под сидения летчиков, экранировались внутри кабины от двигателей, которые наиболее активно накапливали радиацию, без респираторов уже никто не летал. После вылетов вертолеты мыли специальной жидкостью, а внутри обрабатывали спиртом, что хотя бы временно снижало радиацию. Летчики ежедневно отправлялись в баню, переодевались и переобувались.
Кладбище радиационной техники.
Вот в этой работе по защите летчиков и принимал участие папа, прощупывая с дозиметром по сантиметру все вертолеты, возвращавшиеся после «бомбометаний». Перед папой и его коллегами была поставлена задача, хоть и с трагическим опозданием, уберечь летчиков от этой дикой радиации, по возможности снизить облучаемость экипажей. Эксперты сделали от себя все зависящее. Их радиация тоже не пощадила. По возвращении в Москву борт отогнали на запасную полосу, и долго никого не выпускали из самолета. Была проведена жесткая дозиметрическая проверка и с большинством вещей и одеждой пришлось распрощаться там же в самолете. Папа рассказывал, что проверяющие шарахались от них как черт от ладана.
Но на этом Чернобыль для папы не закончился. Второй раз он оказался там уже в августе 1986 года.
Разбитые мечты Припяти
На войне врага видно. Если он стреляет – надо увернуться. Если остался цел и невредим – радуйся, жизнь продолжается. А когда твой противник – радиация, уворачиваться бесполезно да и некуда. Ее не видишь и не чувствуешь. Выйдя из зоны радиационной активности, вроде бы жив, но впоследствии все набранные тобой рентгены сказываются на состоянии здоровья и трудоспособности. Радиация подавляет иммунную систему, действует на костный мозг, причем последствия радиационного облучения могут проявиться через 10 — 15 лет после событий. На данный момент медицина не научилась еще выводить радиацию из организма.
С целью предотвращения выхода радионуклидов из разрушенного реактора в окружающую среду, с целью защиты от проникающей радиации территорий, граничащих с ЧАЭС, в середине мая 1986 года правительственной комиссией было принято решение по долговременной консервации четвертого блока ЧАЭС.
В ноябре того же года вокруг разрушенного реактора был возведен Саркофаг, т.н. объект «Укрытие» . За эти 25 лет железобетонный саркофаг начал осыпаться. Внутри саркофага – более сотни тонн радиоактивных веществ и пыли. Сейчас идет речь о строительстве нового укрытия для реактора, которое, как обещают, будет возведено к 2013 году и обеспечит безопасность еще лет на сто.
Саркофаг
Новый саркофаг
Через тысячи рентген Чернобыльской трагедии прошли тысячи людей. Это и офицеры, и солдаты, и сержанты, и гражданские служащие, мирные жители Припяти и Зоны отчуждения!
Низкий поклон беспримерному мужеству тех людей, кто в первые же дни, часы, минуты бросился в бой с безжалостным врагом. Жертвуя собой, они прикрыли мир от смертельной опасности!
БУДЕМ ПОМНИТЬ…
http://bober275.livejournal.com/1464391.html
Было чувство опасности и неизвестности…
26 апреля была суббота. Не помню точно, чем занимался целый день, а вечером достал чёрный VEF и начал выкручивать Севу Новгородцева (кто не в курсе – город Лондон, Би-би-си), который по субботам выдавал долгожданный перевод какого-нибудь очередного шлягера (или перевод был отдельно, после Севиной передачи о роке, – несущественно).
Пока ждал, успел послушать новости по «запрещённым» радиостанциям. Все говорили о возможной аварии на Чернобыльской АЭС. Через двое суток (в понедельник) о мелком инциденте на АЭС сообщили и официальные источники. От Житомира, где я тогда учился в 8 классе, до Припяти было немногим больше ста километров. 30 из них несколько позже стали «зоной». На контурной карте по географии, где были нанесены электростанции СССР, рядом с Чернобылем я нарисовал ядерный гриб.
В понедельник 28 апреля в школе были проведен внеплановый урок гражданской обороны. Рекомендовали плотно закрывать окна и несколько раз в день проводить влажную уборку. В школе же дежурные ученики драили полы и протирали парты на каждой перемене.
Панических настроений не было, было чувство опасности и неизвестности. Гораздо позже я узнал, что к тому времени из Киева уже во всю свинчивали многие семьи тех, кто владел хоть какой-то информацией о случившемся. Некоторые «ответственные товарищи» валили вместе с семьями, иных потом с позором возвращали.
Вскоре надолго уехал мой папа, который тогда был заместителем главного врача областной больницы. Он уехал в наиболее пострадавший район области, где и работал посменно со своими коллегами следующие полгода.
Как выяснилось позже, самыми критичными были первые дни, – те дни, когда информации не было никакой. Одна из основных опасностей – радиоактивный йод131. Тогда мы об этом не знали. Открывали окна, болтались на свежем воздухе (помнится, погода стояла совсем летняя). Теперь моя щитовидная железа увеличена на 6 сантиметров. Возможно, на продолжительность жизни это не повлияет. Наверное. Мой дедушка умер гораздо раньше своего срока от онкологии. Возможно, Чернобыль тут ни при чём. Вероятно.
Сегодня об аварии написано много разного. Очень много конъюнктурной мути. … На самом деле, в затронутых Чернобылем Киевской, Житомирской, Гомельской, Калужской и Брянской областях послеаварийный рост онкологических заболеваний (а это – один из основных показателей) ненамного отличался от аналогичных показателей по другим регионам бывшего СССР. Единственное чёткое наследие катастрофы – резкий рост патологий щитовидной железы (в основном у детей) в прилегающих районах. И ещё, конечно же, те, кто героически погиб во время тушения пожара и строительства саркофага. Всё остальное – страшилки и неправда.
К примеру, в Москву из Калуги и Брянска привозилось мясо, среди которого были туши с повышенным радиационным фоном. Страшно? Конечно. Только вот при смешивании такого мяса с «нефонящим» согласно тогдашним очень строгим санитарным нормам, практически исключалась возможность того, что до потребителя дойдёт продукт, хоть сколько-нибудь угрожающий его здоровью.
*****
С горьким «юбилеем» Вас, люди, чьи жизни затронул Чернобыль.
http://blackcougar.livejournal.com/47465.html
Взгляд из Беларуси
26 апреля 1986 года. Обычный день, солнце, тепло, как и сегодня.
27 апреля-появился слух: что-то взорвалось на атомной станции. Однако никто особо не обратил на это внимание. К вечеру просочилось, что соседка-врач закрыла форточки и не выпускает детей на улицу.
28-30 апреля. Слух, что врачи скупают своим детям какие-то препараты от радиации, кажется антиструмин. Радиостанция «Голос Америки» передает не то, что успокаивающе сказали по телевизору, а что случилась большая авария на Чернобыльской станции. Поползли все новые слухи.
Прошел слух, что дозиметры на одном из предприятий зашкалили. Радиация зафиксирована даже в Швеции, Запад паникует. Прошел слух, что молоко радиоактивное, а его лучше не пить.
Стоит жара. Ночью как по команде проходит дождь, днем ясное безоблачное небо. Призывы властей идти как обычно на демонстрацию. Прошли с флагами с транспарантами, взяли детей. Но что это? Маленькие дети вянут на глазах, просятся на руки. Еле дошли домой с демонстрации.
Поползли разговоры, что правду скрывают. Надо было принимать препараты из йода. А от радиации помогают вино и водка. Многие принимаются употреблять. Продажу молока никто не ограничивает. Затем выступает Генсек ЦК КПСС М. Горбачев. Говорит, что случилась серьезная авария. Народ встревожен. Пошли первые разговоры, что надо уезжать подальше.
Обсуждается вопрос о переселении людей из зараженных мест. Многие действительно начинают уезжать куда глаза глядят. Многим мужчинам выписаны повестки для явки в военкомат. Никто не возмущается, едут «ликвидировать аварию». Говорят, что туда отправили милицию. Пыль радиоактивная стоит столбом. Люди уезжают все больше. Молоко и продукты как продавались, так и продаются. Никакие специфичные лекарства никому не выдаются.
Атомную станцию засыпают песком с вертолетов. Самый популярный прибор у народа-дозиметр. Появляются первые дозиметры в продаже.
По ночам идут дожди, на лужах – зеленоватые разводы.
Просачивается информация о первых жертвах. Кажется, все – Беларусь ждет гибель. Надо уезжать. Уезжают.
Доходят слухи, что с облученных ликвидаторов слазит кожа, они не могут ходить и умирают. Все жалеют. Чувствуется обреченность.
Прошло 2-3 года. Кто уехал, начал возвращаться домой, так как уехавшие оказались никому не нужны. Упала до минимума рождаемость. А людей продолжали отселять. Ограниченно в новые поселки, а в основном в большие города, особенно в Минск. Боязнь стала утихать.
Пошли болезни щитовидной железы, что для девочек обернулось проблемами с вынашиванием ребенка и выкидышами. Подскочили все заболевания. Однако ни в одном диагнозе не указана связь с радиацией. Все просто, это само собой.
Многие ребята сложили головы и ушли в мир иной. Буднично, тихо и трагично. Никто громко не пел им фанфары. Чего-то стыдились. Чего?
http://resta-by.livejournal.com/229322.html
Воспоминания сына ликвидатора
Не хотелось банальщины, но все-таки напишу заметку, некоторым образом связанную с сегодняшней датой, признаюсь, давно хотел. Сегодня вроде как и повод подвернулся. Так вышло, что мой отец имел несчастье участвовать в ликвидации аварии.
Один из тех, кто не покупал и не делал себе группу, а именно трудился в эпицентре событий первые недели после аварии. Один из тех людей, которым ставили сроки максимум 10-15 лет… пока боремся, кто знает, как оно будет дальше.
Думаю, все и так отлично знают, как бывает в нашей на то время необъятной родине: сказали – поехал. Сейчас честно признается, что, наверное, если бы знал, то вряд ли бы осмелился. Но тогда… тогда никто ничего не знал. Кроме партийной верхушки и ученых, которым запретили разглашение, пригрозив чуть ли не статьей за саботаж. Кто знает, как бы оно было, если бы иностранцы не забили тревогу на весь мир, возможно, даже и не знали бы, что произошло. Большинство не узнало бы. Но так вышло, что наша семья узнала практически сразу.
Мои родители из деревни, поэтому мы, как обычная советская семья, чуть ли не каждые выходные были в деревне, если не в одной так в другой, дачи тогда не было. В те апрельские выходные были как раз у мамы на родине, которая недалеко-неблизко – в 45 км от Чернобыля по дорогам, а напрямую и того меньше.
Я лично ничего не помню, потому что мне было всего лишь два года, сестра тоже слабо помнит, хотя значительно старше меня. Ей почему-то запомнился только пионерский лагерь сразу после катастрофы. Отец рассказывал, что в те выходные они как обычно, в это время года, садили картошку, было очень жарко – это он хорошо запомнил, потому что вечером ловил на лугу в прогретых каналах вьюнов. До сих пор за столом во время стапятисотой травли охотниче-рыбацких баек вспоминает о тех вьюнах, говорит, были очень вкусные.
Ночью, когда произошла авария пришел наш дед, лежавший в сельской больнице, где-то в 3 часа, и сказал, чтобы мы собирались и ехали в Киев, потому что в Чернобыле произошел взрыв. Всех больных, которые были на ногах, из ближайших деревень в ту ночь отправляли домой, потому что нужно было готовить больницы для возможных пострадавших, никто не знал, сколько придется принимать. На уши подняли все пожарные части, и до утра шлях не утихал, гнали в сторону АЭС все, что могло ехать. Еще дед говорил, что было зарево, не знаю, насколько правда, но рассказывал, что небо было как в молоке.
Утром выехали в сторону Киева — двигаться было невозможно, было множество блокпостов и сумасшедшие колоны военной техники и автобусов. Тогда нормальной дороги еще не было, была дорога в два ряда по ряду в каждое направление, она была реорганизована в одном направлении, в сторону эпицентра аварии. В сторону столицы все стояло наглухо без видимой перспективы продвижения.
Постояв немного, отец смекнул поехать какими-то лесными индейскими тропами, невольно потянув за собой таких же друзей по несчастью. Короче на скорости 10-15 км/час они ползли северными лесами Киевской области около дня, где-то часов в 7 вечера только выехали к Киеву.
Техника собиралась на выездах из города, формировалась в колоны и двигалась. Отца поразило то, что в самом Киеве была тишина и спокойствие, только на северных окраинах какая-то непонятная движуха. Пугающий контраст – видеть тот ад на дорогах и умиротворенный город, который готовился начать новую трудовую неделю. Потом уже вбросили какую-то информацию, типа, все нормально, маленькое ЧП. Майская демонстрация, мытье тротуаров с шампунем, самолеты, разгоняющие облака и прочие атрибуты маленького пришествия.
Где-то дней через десять отца уже отправили туда работать. После возвращения рассказывал, что там был пожар и что солдаты забрасывали его песком с помощью лопат.
Носили какие-то материалы живой цепочкой прямо к месту взрыва…
http://serious-sa.livejournal.com/76585.html
Что стало причиной аварии?
Дмитрий Кораблев:
Я в то время работал на Ижорском заводе (производящем ядерные реакторы), и был на закрытом совещании по Чернобылю.
В принципе, в тяжелых последствиях виноват обычный работяга с кувалдой (который и был бы единственной жертвой). Когда операторы допустили ряд неверных действий и давление стало расти, защита не работала, и ее отключили.
Чтобы убрать лишнее давление, было решено послать слесаря, который должен был открыть люк, через который спустить давление путем выброса в атмосферу образовывающихся газов. Заражение было бы, но очень небольшое и локальное. Слесарь взял ключи, кувалду, и начал откручивать гайки. Когда уже из-под крышки начало травить, одна гайка не»захотела» отворачиваться. И он применил кувалду. По ТБ на атомных станциях можно применять кувалды только из нержавейки – они при ударе не искрят. А он взял обычную кувалду. А так как из под крышки шла гремучая смесь водорода с кислородом – она взорвалась. Взрывом сорвало мостовой кран, он упал на крышку реактора, та треснула, и…
На Бога надейся, но сам не плошай.
http://vkontakte.ru/note749450_10972243
Было страшно и горько
Мы узнали про Чернобыль, наверное, чуть раньше, чем «средне-статистический гражданин СССР»: где-то накануне 1 мая…
4 мая 1986 года… Светлое Христово Воскресение…
А 5 мая того же года у меня родился сын, Серега…
Я помню махонький кулек с розовой физиономией, показанный мне через окно четвертого этажа московского роддома.
И вечером того же дня, в Светлый Понедельник, все те же МЫ – ансамбль АРСЕНАЛ – уехали на гастроли.
В Киев.
Киев в Мае нельзя не любить.
А в тот год его нельзя было не бояться…
Те же цветущие каштаны. Тот же утопающий в зелени Крещатик…
И поливальные машины каждый час. И страх. Перед тем, ЧЕГО не видно и ЧТО никак не пахнет, но КОТОРОЕ — ЕСТЬ…
И «Место встречи изменить нельзя» по телевизору. По две серии кряду! Чтобы народ особо из дому не выходил…
И буквально ВСЕ кассовые коллективы того времени, словно «случайно» – в Городе.
Чтобы народ все же как-то приободрить…
В Воскресный день, с утра пораньше, мы с Ваней Смирновым идем в Храм.
От станции метро «Университет» до Владимирского Собора – рукой подать: перебеги улицу – и ты на Месте.
Проливной дождь. Мы с Ваней по привычке, как в ОБЫЧНОЙ ЖИЗНИ, по-мальчишески, бежим под струями весеннего киевского ливня…
И видим людей, прячущихся под навесами и карнизами, которые смотрят на нас , если не как на покойников, то, уж точно – как на сумасшедших…
И только войдя в Храм, мы понимаем — почему…
В конце гастролей к нам за кулисы пришел знакомый физик. С дозиметром.
Не махоньким «карандашиком», который показывает, «что положено», а с настоящим, армейским коробком со стрелкой и датчиком.
Я помню, как стрелка ЛОЖИЛАСЬ вправо, когда датчик дозиметриста скользил по швам наших джинсов и по подошвам кроссовок и ботинок…
«Ничего ОСОБО страшного, – говорил наш знакомый физик. И, помявшись, продолжал: «Но, конечно, у кого дети маленькие дома – тому лучше от этих шмоток избавиться как-то…»
И я думал про маленький кулек с розовой физиономией, показанный мне через окно четвертого этажа роддома, который впервые возьму на руки, вернувшись ОТСЮДА…
И было страшно…
И как-то очень горько.
http://pavel-lv.livejournal.com/118923.html
Память о Припяти
Детское воспоминание о Припяти – после эвакуации мне несколько раз снился один и тот же сон, как я бегаю по пустому городу за черной кошкой. Еще помню, как мой папа вел меня в садик и узнав, что для утренника нужны цветы, быстро нарвал охапку чернобрывцев прямо с клумбы возле Дома быта. Помню, как нас с сестрой водили смотреть мультики «Ну, погоди» в кинотеатр «Прометей», возле которого стояла скульптура мифического героя и которую сегодня перенесли в другое место в качестве символа чернобыльских событий. Помню, как в Новый год фотографировались у городской елки возле Дома Культуры, как ходили за покупками в центральный универмаг «Радуга», на углу которого стояла телефонная будка – сегодня с этого места начинается большинство туристических экскурсий по Припяти.
Возвращаясь из школы, помню, что любила заходить в библиотеку недалеко от дома и листать одну понравившуюся книжку скандинавских сказок с множеством картинок. А однажды устроила себе настоящий «взрослый» праздник первоклашки – на найденный в траве рубль самостоятельно купила себе в кафетерии стакан тархуна и пирожное.
26 апреля для моей семьи – обычная суббота. Отец что-то мастерил, мама раскрыла настежь окна, т.к. мыла их к майским праздникам, а младшая сестра играла в песочнице, когда я вернулась из школы и рассказала, что моя учительница утром плакала, так как ее сын работает на станции и там вроде что-то случилось. Особого внимания никто такой новости не уделил, по словам родителей, на станции всегда что-то происходило. И даже то, что в небе постоянно слышался шум вертолетов, а по дорогам ездили машины, моющие с мылом асфальт, не сильно настораживало. А ночью по всем квартирам уже разносили таблетки йода, к обеду следующего дня по радио сообщили об аварии и попросили закрыть все окна. В 16:00 следующего дня возле нашего и соседних домов уже стояли автобусы, не было ни криков, ни паники – ведь уезжали на три дня, как было всем обещано. С собой у нас были только еда и вода, родители даже не взяли сменную одежду.
К вечеру наша автоколонна остановились в Полесском – своеобразном распределительном пункте – откуда наш и еще пять автобусов перенаправили в одно из сел района. Можно сказать, нам повезло: вместе с другой семьей смогли переночевать в крохотном доме местной женщины, так как многим пришлось спать на полу в сельском клубе. Что делать дальше – никто не понимал, родственников поблизости у нас не было. Следующие несколько дней мы гостили то у одних знакомых, то у других, каждый день – в новом доме, куда добирались или попутными машинами, или пешком. В начале мая стало ясно, что в Припять мы вернемся не скоро (тогда мало кто догадывался, что «не скоро» – значит «никогда»), поэтому решено было ехать к родственникам отца в Горловку Донецкой обл.
Это правда, что люди познаются в беде. Через пару недель папина сестра, по сути, выставила нас на улицу… Родители стояли на остановке, обсуждали, что делать дальше. Отец все в том же костюме, в котором вышел из дома в последний раз, мама в босоножках (хотя в том году в мае было резкое похолодание и даже пошел снежок). От бессилия мама расплакалась: что делать дальше, куда идти с двумя маленькими детьми. Вчера было все, а сегодня – ничего. Их разговор улице услышала совершенно чужая женщина и предложила пожить пока у нее.
Позже горловский горисполком выделил временное жилье на окраине города. Помню, что в день нашего туда приезда люди, узнавшие, кто мы и откуда, стали приходить к дому: кто с продуктами, кто с одеждой. Делились чем могли и, конечно, спрашивали подробности случившегося, так как информация про аварию, понятное дело, умалчивалась.
Мы еще не раз были вынуждены переезжать с места на место, пока в конце октября 1986 г. не перебрались в Киев. За полгода мы сменили 10 адресов, я успела проучиться в 4-х разных школах.
Здесь наш 16-этажный дом стали называть «чернобыльским», так как в нем жили только эвакуированные семьи. Вроде бы началась прежняя жизнь, хотя все приходилось начинать с нуля: от покупки табуретки и веника или той же нитки с иголкой. А на дворе – дефицитное, постперестроечное время…Но и это не страшно. Лет через 8-10 из нашего дома почти каждый месяц начали выносить гробы… Хоронили, в основном, мужчин, которые работали на ликвидации аварии. Мой отец строил «могильник» — хранилища для отходов ядерного топлива (ХОЯТ), его не стало в 1993-м.
Сегодня в семье мы стараемся лишний раз не разговаривать о том времени, до сих пор больно и обидно. Именно поэтому я долго сопротивлялась желанию вернуться в Припять и посмотреть на то, что осталось от города. Но в 2008-м все же поехала, без труда нашла свою улицу, дом, зашла в пустую квартиру с обвисшими обоями и выломанной дверью. Глаза не верили, что это – мой дом. Но на полу лежал знакомый фломастер и детские колготки, а на затоптанной открытке я прочла «Здравствуйте, дорогие Валя, Коля, Оля и Наташа». Помню, что в тот момент захлебнулась воздухом и расплакалась.
http://tarta-tukka.livejournal.com/63054.html
Возвращение в Припять двадцать лет спустя
Мы получили квартиру в Припяти в конце декабря 1977 года. Счастливые, мы праздновали Новый год в пустой квартире, в которой были только пару матрасов и стол с закусками.
Здесь прошла моя юность, сюда я с трепетом возвращался из студенческих странствий. Когда-то я даже возил сюда приятеля-иностранца из Панамы.
1. Вот я стою с молодой женой среди родственников, приехавших на серебрянную свадьбу родителей летом 1985 года:
2. И вот я стою у своего подъезда спустя 20 лет. Сейчас я войду и увижу то, что видел во сне много раз:
3. Еще целы все окна, еще не было ни эвакуации, ни мародеров:
4. Родители отвозят нас на автовокзал, февраль 1984 года:
5. Мой сын сидит на этом-же месте на обломках вывозимой в 1986 году в могильник мебели:
Сейчас даже неудачные фотографии дороги, потому что на них можно разглядеть знакомые уголки Припяти.
6. Наш подъезд:
7. Немногое изменилось. Только краска чуть облезла да не горят почему-то лампочки и лифты отключены :)
8. И вот наша квартира. Дверь конечно выбита, счетчики сняты, добро пожаловать!
9. 1985 год. Серебрянная свадьба у моих родителей. Встречаем гостей в коридоре возле двери:
10. Тот-же коридор 20 лет спустя. И кому понадобилось срывать обшивку с двери, наверное, смотрели – не бронированная дверь? Тогда еще были спокойные времена и железных дверей почти ни у кого не было…
11. Наш уютный зал. Сестра-школьница гордится братом-студентом. В серванте стоит посуда для многочисленых застолий и сувениры, привезенные из разных поездок:
13. Теперь о тех временах напоминает только чудом сохранившаяся полоска обоев на стене:
16. Сестра сидит на диване в гостиной:
17. Этот кусок сарафана – все что мы смогли найти из одежды, оставленной в Припяти в апреле 1986 года:
18. Мы с друзьями пьем чай в гостинной, сидя на этом самом диване. На стене павлиньи перья – мама по образованию ветеринарный врач, работала в Сибири в городском зоопарке:
19. От всей мебели остался только этот диван со взрезанной обшивкой:
20. Ну что ж, зал мы посмотрели, идем дальше:
21. В припятских девятиэтажках были 6-метровые лоджии и из зала можно было пройти в кухню. Окрестные полесские леса славятся белыми грибами:
22. Через эту лоджию «партизаны» и сбрасывали все вещи в грузовики, когда централизованно чистили квартиры зимой 1986-1987 годов:
23. Мама на кухне. Готовит что-то вкусненькое для вечно голодных студентов :)
24. Кто-то аккуратно снял всю плитку со стены, открутил сантехнику. У кого-то она и сейчас наверное висит на стене, фонит :)
27. Утро. Жена входит в нашу комнату. На косяке видны отметки с моим ростом:
28. И тут о тех временах напоминает только полоска обоев:
29. И еще почему-то осталось мое пианино. Был еще электроорган «Йоника», но родители вывезли его осенью 1986 года, когда разрешили заезжать в Припять за вещами, сейчас стоит у меня дома. А сейчас мой сын изображает меня в бурной молодости:
30. Фото с празднования серебрянной свадьбы родителей. У нас было очень много книг, они стояли в нескольких шкафах в разных комнатах. Осенью 1986 года папе пришлось делать много рейсов с 6 этажа на первый, чтобы снести их вниз, в машину. А многие знакомые так и не заезжали в Припять, так и пропали у них семейные архивы и старые книги :(
31. Кое-что из мебели осталось в этой комнате:
33. Возле окна стояли снятые к кровати матрасы. При попытке их раздвинуть они просто рассыпались в труху, как мумии фараонов :) И еще мы нашли наш звонок !
35. Несмотря на то, что над нами 3 этажа (мы жили на 6-м), потолок протекает и деревянный пол в коридоре сгнил и проваливается под ногами. Еще немного, и так будет со всей Припятью:
36. А нам осталось только выпить коньяка, попрощаться с квартирой и тихонько оттуда уйти…
А впереди еще ждала встреча с любимыми припятскими местами…
http://rusakkerman.livejournal.com/1939.html
Сейчас, через много лет после аварии, отдельные смельчаки посещают Зону отчуждения. Экскурсоводов называют «сталкерами», по ассоциации с фильмом Андрея Тарковского и повестью братьев Стругацких «Пикник на обочине». Для туристов существуют особые, очень строгие правила техники безопасности:
Считается, что лучше ехать в Чернобыль с ноября по март — дождь и снег прибивают к земле радиоактивную пыль — это ничтожно малые, но бесконечно опасные для человека частицы. Сейчас и в ближайшие десять лет наибольшую опасность для человека представляют изотопы стронция и цезия, период полураспада которых около 30 лет. Но за счет распада некоторых веществ образуются новые, которые накапливаются в почве.
А еще лучше ехать в прохладное время года, потому что летом в защитной одежде слишком жарко. Рекомендаций для туристов много. Прежде всего, важно надеть одежду с длинными рукавами — никаких шорт или юбок любой длины. Одежда должна быть из плотной ткани: тут много обломков, о которые легко споткнуться, упасть и случайно испачкаться в радиоактивной пыли. Категорически запрещается трогать что-то руками — металл впитывает в себя радиацию не хуже земли, садиться на землю, есть и пить в зоне отчуждения, и очень не рекомендуется курить и ходить в туалет. Лучше не сходить с асфальтированных дорожек. Желательно взять с собой дозиметр. Если берете с собой штатив для фото и видеотехники — не ставьте его на землю. И конечно, нельзя брать «сувениры» из зоны отчуждения: радиация содержится во всем, что находится в зоне, включая растения и грибы.
http://free-adventure.livejournal.com/40874.html
И помните главное: Чернобыльская зона отчуждения – это не компьютерная игра.
Комментариев нет:
Отправить комментарий