Булгаков и Караев

 ...Весной 1939 года Булгаковы выбрались на вечер в Клуб актера на Тверской. Посмотрев пару фильмов, они остались поужинать в компании друзей. Вечер почти удался, но финал его испортил пьяный Катаев.
Он без спросу сел к булгаковскому столу и начал раздавать всем сестрам по серьгам. Одному заявил, что его декорации — барахло, другому — что он плохой актер, хотя видел его Катаев едва ли не впервые в жизни. Обиженные стали тихо закипать, и в воздухе запахло рукоприкладством в воспитательных целях. Атмосферу разрядил Булгаков, который тихо и серьезно сказал Катаеву:
—Вы бездарный драматург, и от этого всем завидуете и злитесь. Валя, вы... — и далее по тексту.
Катаев выслушал и, не прощаясь, мрачно ушел...

Из статьи Вадима Татаринова "Отправьте меня лучше в Ниццу!.."

О Бунине несколько слов...

 Задача постижения внутреннего мира Бунина, надо сказать, во многом облегчается тем, что Бунин, как мало кто из русских писателей, любил говорить о себе. Не о своем месте в литературе, конечно, не о том, что мы называем «творческими планами», а именно о себе как объекте самопознания и, одновременно, как о последнем и единственно достоверном для художника источнике познания человека вообще. Есть, правда, в этом и определенная трудность, поскольку «герой» бунинского самоанализа нередко оказывается результатом художественного обобщения, в котором всякого рода автобиографические черты во многом утрачивают характер документальных свидетельств. Однако случаи такого рода в большинстве своем уже учтены. Кроме же того — и это особенно важно иметь в виду — уже само направление, в каком Бунин переоформляет биографический материал, тоже говорит о многом. Это ведь его слова; «Ничто не определяет нас так, как род наших воспоминаний»...
...
...удостоверяющая способность подлинно реалистического искусства отчетливо проявилась уже в самых ранних произведениях Бунина. Например, в рассказе «Танька» (1892) авторская идея замкнута на переживаниях помещика Павла Антоныча. Однако к моменту встречи Павла Антоныча с Танькой наше восприятие уже настолько замкнулось на жизни Танькиной семьи, что и весь рассказ мы воспринимаем не иначе, как рассказ именно о Таньке, о ее беспросветно тяжелой жизни, простой и такой, по сути, страшной в своей безысходности. Идейно-художественный вывод, который объективно вытекает из изображенной писателем ситуации, оказывается намного шире и значительней, чем тот, что предлагает сделать сам писатель.
С особой отчетливостью это свойство бунинского таланта проявилось в его повестях и рассказах 1910-х годов и прежде всего — в повести «Деревня». Характер своего художественного замысла сам Бунин определял так: «Я должен заметить, что меня интересуют не мужики сами по себе, а душа русских людей вообще <...> Дело в том, что я не стремлюсь описывать деревню в ее пестрой и текущей повседневности. Меня занимает главным образом душа русского человека в глубоком смысле, изображение черт психики славянина».
Нам трудно судить, в какой мере Бунину удалось достигнуть этой им самим сформулированной цели, ибо такие понятия, как «душа русских людей вообще» и «психика славянина», вне исторического их контекста для нас попросту не существуют. Зато мы не можем не видеть другого: исходя из определенных представлений о «душе русского человека» и стремясь художественно воссоздать ее, Бунин по необходимости должен был принимать во внимание всю совокупность ее проявлений в конкретной исторической обстановке, то есть со всею возможной полнотой воссоздать самую эту обстановку. И вот эта-то с таким изумительным искусством воссозданная обстановка независимо от того, что думал о ней сам писатель, вдруг стала для читателя источником совершенно иных выводов, иных обобщений. Стараясь понять «душу русского человека», Бунин привлекает огромное количество разнообразнейших и противоречивейших фактов, и для него они — подтверждение его концепции; для нас же они — сама действительность, бесценное свидетельство гениального художника, подтверждающее, однако, не его «теоретическую» оценку этих фактов, а наличие в жизни таких процессов, о которых сам писатель и не догадывался.
«Господи Боже, что за край! — читаем мы на первых же страницах «Деревни».— Чернозем на полтора аршина, да какой! А пяти лег не проходит без голода. Город на всю Россию славен хлебной торговлей,— ест же этот хлеб досыта сто человек во всем городе». На картине, нарисованной Буниным, изображены и многие из этих ста, и огромное количество тех, кто весь век живет «в батраках у жизни». Картина поистине ужасающая.
Но кто же виноват? Где причины того, что в богатейшей стране огромное большинство народа влачит нищенское существование?
Бунин на эти вопросы не отвечает. Он лишь пытается найти ответ, и взгляд его, как всегда, обращен по преимуществу в прошлое — к тайнам русской истории, к «извечным», по его мнению, свойствам русского национального характера. Именно эти темы — «философия истории», «душа русских людей вообще» — доминируют в «программных» спорах между братьями Красовыми, а также между Кузьмой и Балашкиным, именно им подчинен круг характеров и типов, на которых сосредоточивает внимание Бунин.
Из статьи Л. Емельянова "И. А. БУНИН (1870—1953)"

 

Николо-Богоявленский морской собор

 Не лучший мой альбом, но какой есть...

Храм расположен в районе Санкт-Петербурга, где ранее проживали служители Военно-морского ведомства. До сих пор об этом сообщают название улицы Канонерская.

Никольский морской собор был построен в период с 1753 по 1762 год по проекту русского архитектора эпохи елизаветинского барокко - Саввы Ивановича Чевакинского. Храм построен на морском полковом дворе, на месте деревянного храма, вмещает он около пяти тысяч человек одновременно. Отдельно стоящая четырёхярусная, завершенная высоким шпилем колокольня возведена в 1755 - 1758 годах. Двухэтажный собор представляет в плане равноконечный крест. Здание Никольского морского собора украшено коринфскими колоннами, собранными в пучки, лепными наличниками, широким антаблементом и увенчано золочёным пятиглавием. Необычный вид фасада создают неожиданные для православного храма украшения - балконы с узорными коваными решётками.

Главный придел нижней, трёхпридельной, церкви освящен во имя святителя Николая Чудотворца, покровителя плавающих и путешествующих; правый (южный) придел - во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи; левый (северный) придел освящён во имя святителя Дмитрия Ростовского. Верхняя однопрестольная церковь освящена во имя Богоявления Господня. В них сохранились резные иконостасы XVIII века, исполненные И.Ф. Канаевым и С. Никулиным. Иконы писали братья Колокольниковы: Федот (в верхнем храме) и Мина (в нижнем храме).

Главная святыня собора - греческая икона святителя Николая Чудотворца XVII века с частицей его мощей - находится в нижнем храме.  

Смотреть фотоальбом...

Никольский морской собор (фрагмент)

Виктор Гурьев. Поучение на Крещение Господне. Прол. Янв. 6

Что нужно для того, чтобы достойно причащаться Святых Христовых Таин

(Поучение на Крещение Господне. Прол. Янв. 6)

В Прологе на Крещение Господне, между прочим, читаем: «Приимем достойне Пречистое Тело и Кровь Христову и тако от грех своих очистимся. Рече убо святый апостол: аще кто недостоин сый приемлет Тело Божие, то грех себе яст и пиет, не разсмотряя Тела Христова». Итак, этими словами святая Церковь учит нас стараться о том, чтобы быть достойными причастниками Тела и Крови Христовых. Но что нужно для сего?

Надобно прежде всего укрепить веру в себе. Во что? В Божество Господа нашего Иисуса Христа, в Его пришествие на землю, в Его жизнь на земле, в Его чудесные деяния, в Его спасительное учение, в Его крестную смерть, славное воскресение и вознесение на небо. В то же время надобно устроить себя так, чтобы душа имела несомненное убеждение в том, что все обетования Спасителя верны и что, прилепляясь к Нему и исполняя заповеди Его, и мы наследуем жизнь вечную. Поэтому, приступая к святой чаше, скажем Ему, нашему Спасителю: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз. Еще верую, яко сие есть самое Пречистое Тело Твое и сия есть самая Честная Кровь Твоя».

Далее, надобно иметь страх Божий. Для возбуждения его помыслим: где мы стоим, перед кем стоим, чего ожидаем. Стоим перед Царем царствующих и Господом господствующих, Который приходит заклатися и датися в снедь верным. Стоим в храме Его пред Святыми Тайнами Его, перед которыми трепещут Херувимы и Серафимы. Ждем вхождения Его, Царя славы, в дом смиренныя души нашея, прокаженныя и грешныя. О, Господи, всели в сердца наши страх Твой Божественный и сподоби неосужденно принять Пречистое Тело Твое и Честную Кровь Твою!

Наконец, должно воспламенить в сердце и любовь к Богу. Стань, причащающийся, пред лицем Господним, как блудный сын, возвратившийся к отцу, и с любовью смиренною скажи Ему со святым мужем (святым Димитрием Ростовским): Господь мой и Бог мой! Ты исцеление мое, аз больный, Господь есть здравие мое, аз же сокрушенный, расслабленный и еле жив; Господь есть живот мой, аз же мертв; Господь есть восставление мое, аз же падый; Господь есть оправдание мое, аз же осужденный; Господь есть взыскуяй мя, аз же погибший. Приступаю убо, яко больный к Целителю, да исцелюся; яко мертв к животу моему, да воскресну и оживу от смерти греховныя в добродетель; яко падый к восставляющему мя, да более не падаю; яко осужденный к Судии моему, да из неправедного праведна мя сотворит, приступаю яко погибший к ищущему мя Человеколюбцу, да всегда с Ним и в Нем пребуду, Он же со мною и во мне. Приемлю Пречистыя Тайны, да от тех причащения стяжавши помощь, отныне положу начало спасения моего» (Св. Дим, приготовл. ко причащ.).

Итак, с верою, любовью и страхом Божиим к пречистым Тайнам приступим, да причастницы жизни вечныя будем!

Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! Аминь. 

Источник. 

Церковь Богоявления Господня на Гутуевском острове, СПб.

В.А. Жуковский. Там небеса и воды ясны!..

                   * * *

Там небеса и воды ясны!
Там песни птичек сладкогласны!
О родина! все дни твои прекрасны!

Где б ни был я, но все с тобой
                Душой.

Ты помнишь ли, как под горою,
Осеребряемый росою,
Белелся луч вечернею порою
И тишина слетала в лес
                С небес?

Ты помнишь ли наш пруд спокойный,
И тень от ив в час полдня знойный,
И над водой от стада гул нестройный,
И в лоне вод, как сквозь стекло,
                Село?

Там на заре пичужка пела;
Даль озарялась и светлела;
Туда, туда душа моя летела:
Казалось сердцу и очам —
                Всё там!..

Сентябрь —ноябрь 1816 

Источник.

Слово на праздник Рождества Христова

Архиепископ Серафим (Соболев)
Слово на праздник Рождества Христова
О благах, дарованных нам Рождеством Христовым

Приветствую вас, возлюбленные о Христе братия и сестры, с праздником Рождества Христова, который является для нас после Пасхи самым великим праздником. Такое значение Рождества Христова объясняется теми неизреченными благами, которые оно нам даровало. Об этих благах говорит нам рождественское богослужение. Вот что мы слышали ныне за литургией из Послания ап. Павла к галатам: «Егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего Единородного, раждаемаго от жены, бываема под законом, да подзаконный искупит, да всыновление восприимем. И понеже есте сынове, посла Бог Духа Сына Своего в сердца ваша... Темже уже неси раб, но сын: аще ли же сын, и наследник Божий»... (Гал. 4,4—7).

Итак, первым благом, которое даровано нам Рождеством Христовым, является наше искупление. Ап. Павел не указывает, от чего именно искупил нас Господь. Нов том же своем послании он говорит: «Христос ны искупил есть от клятвы законныя, быв по нас клятва» (Гал. 3,13). Таким образом, Господь родился прежде всего для того, чтобы искупить нас от проклятия, наложенного на нас Богом после грехопадения первых людей. Это проклятие, главным образом, состояло в том, что Господь за грех Адама и Евы изгнал их из рая и с тех пор лишил нас блаженного единения с Собою. Этот разрыв между Богом и людьми не ограничивался смертью человека. Разъединение наше с Богом продолжалось и в загробной жизни; его не могли избежать даже ветхозаветные праведники, вплоть до Иоанна Крестителя. Насколько ужасно это разъединение, об этом свидетельствует предсмертный вопль Иисуса Христа на кресте: «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил?» (Мф. 27,46). Там, на кресте, проклятие человечества Богом было явлено во всей своей потрясающей силе и разразилось на Божественном Страдальце. Но там же на кресте кровью Спасителя проклятие было уничтожено вместе с его причиною — грехом Адама. Ибо тотчас после смерти Своей Господь сошел в ад, вывел оттуда души праведников и водворил их в Небесном Царстве для вечного и блаженного единения с Собою.

Вот когда разрушилась между Богом и людьми вражда, начавшаяся с нашего проклятия, и на земле водворился тот мир, который воспет был ангелами еще при рождении Спасителя и ради которого родился Господь.

Вторым неизреченным благом, для дарования которого людям родился Господь, по словам ап. Павла, является наше всыновление. Это благо также не было дано нам в самый момент Рождества Христова. Оно было только целью рождения Христа. Уничтожение на кресте нашего проклятия кровью и смертью Единородного Сына Божия даровало всем людям без исключения право быть сынами Божиими. Но мы воспринимаем это сыновство только тогда, когда возрождаемся в купели св. крещения для христианской святой жизни, отрекаясь от всего греховного и плотского.

Тогда же при крещении мы получаем в таинстве св. миропомазания третье неизреченное благо, о котором говорит ап. Павел — возращающую и укрепляющую нас в святой жизни благодать Св. Духа. Она есть внутренний источник истины — силы для борьбы со грехом и силы радости. В раскрытии сей благодати посредством исполнения заповедей Божиих должна заключаться цель всей нашей жизни.

Господу угодно было, по Его неизреченной любви, даровать нам в Рождестве Христовом и четвертое благо — Свое божественное наследство, о котором говорит ап. Павел: «Ащели же сын, и наследник Божий Иисус Христос» (Гал. 4,7). Под этим наследством надо разуметь участие наше в Божественной славе Христа в Его вечном Небесном Царствии, о чем Он так говорит в Своей первосвященнической молитве: «Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою, юже дал еси Мне» (Ин. 17,24; ср.: Ин. 14,3). Сие участие наше в будущей Божественной славе, конечно, надо понимать не только как внешнее созерцание Бога, но и как внутреннее блаженное проникновение всего нашего существа этою благодатною славою, что отчасти было испытано апостолами, когда они видели преобразившегося Господа на горе Фаворской. Об этой славе так говорит ап. Иоанн Богослов: «Возлюбленнии, ныне чада Божия есмы, и не у явися (еще не открылось), что будем: вемы же, яко, егда явится, подобии Ему будем, ибо узрим Его, якоже есть» (1 Ин. 3,2). Вот какое наследство нас ожидает в будущей жизни: мы будем так прославлены, что сделаемся подобными Богу, т.е. богами по благодати. Причем мы уже не отпадем от этой Божественной славы, как отпал от нее некогда денница, ибо она будет вечным нашим достоянием.

Впрочем, Господь настолько любит нас, что делает нас участниками Своей славы еще в земной нашей жизни, в таинстве св. Причащения. О, если бы мы всегда достойно, т.е. с истинным покаянием причащались Тела и Крови Христа! Тогда мы опытно узнали бы, что значит быть наследниками Божьими, так как испытали бы такое блаженство, какое ощущали все святые после причащения и которое, по учению св. Симеона Нового Богослова, надо разуметь в словах Свящ. Писания: «...ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2,9).

Вот все те неизреченные блага, ради которых Господь родился на земле. В них все наше спасение, а также истинное счастье и здесь, и в будущей жизни.

Празднуя ныне Рождество Христово как источник сих благ, св. Церковь призывает всех своих чад славить родившегося Господа. И пусть никакие скорби не мешают нам изливать радостное праздничное чувство. Все наши скорби должны померкнуть в сравнении с тем, что даровано нам Рождеством Христа. Поэтому, памятуя, что в силу этого Рождества мы искуплены от проклятия, что мы теперь чада Божий, имеющие в себе благодать Св. Духа, что мы уже сейчас обожаемся в св. Причащении, а после своей смерти и всеобщего воскресения восприимем в себя в полноте всю Божественную славу и блаженство, будем вместе с Церковью от всего своего сердца с чувством великой благодарности и радости славить родившегося Господа словами дивной церковной песни: «Христос рождается, славите. Христос с небес, срящите. Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте, яко прославися». Аминь.

Русский посольский храм св. Николая,
г. София, 25 декабря 1924 г.

Источник.

Скиталец и его песни

 Скиталец (Степан Гаврилович Петров) родился в 1869 году в деревне Обшаровка Самарской губернии, умер в 1941 году в Москве. В детстве он пел с отцом песни на ярмарках и в трактирах под аккомпанемент гуслей. Учился он в Самарской учительской семинарии, откуда был уволен (1887) за «политическую неблагонадежность», после чего пел в Церковном хоре, служил в суде, был бродячим актером. Печататься начал в 1890-е годы в провинциальных газетах, первые стихотворные фельетоны его появились в «Самарской газете» (1897). Тогда же он сблизился с М. Горьким, вместе с которым был арестован и заключен в нижегородскую тюрьму за революционную пропаганду среди сормовских рабочих (апрель — июнь 1901 г.). До наступления реакции после первой русской революции Скиталец сотрудничал в «Знании». Деятельность его как поэта почти целиком приходится на конец XIX — начало XX века. Первый сборник его рассказов и песен (отредактированных М. Горьким) вышел в свет в 1902 году. С 1921 по 1934 год Скиталец жил в Харбине. В последние годы он написал цикл воспоминаний и закончил роман «Кандалы». Будучи большим знатоком и превосходным исполнителем народных песен (поэт выступал как певец и рассказывал об истории песен), Скиталец многие свои произведения создавал как песни, рассчитывая на устное их исполнение. На музыку положено 14 стихотворений Скитальца. Цикл романсов создал Р. Глиэр («Вы сказались, бессонные ночи...», «Спит море предо мною...», «Я хочу веселья...», «Ручей»), музыку писали также В. Золотарев, Виктор Калинников, П. Чесноков, Ф. Кёнеман, Б. Подгорецкий, А. Корещенко, М. Слонов, С. Таскин, С. Толстой, Я. Пригожий, А. Чесноков, А. Чернявский и другие.

Из примечаний В. Е. Гусева

                      * * *

Колокольчики-бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают быль...
Тройка мчится, комья снежные летят,
Обдает лицо серебряная пыль!

Нет ни звездочки на темных небесах,
Только видно, как мелькают огоньки,
Не смолкает звон малиновый в ушах,
В сердце нету ни заботы, ни тоски.

Эх! лети, душа, отдайся вся мечте,
Потоните, хороводы бледных лиц!
Очи милые мне светят в темноте
Из-под черных, из-под бархатных ресниц...

Эй, вы, шире, сторонитесь, раздавлю!
Бесконечно, жадно хочется мне жить!
Я дороги никому не уступлю,
Я умею ненавидеть и любить...

Ручка нежная прижалась в рукаве...
Не пришлось бы мне лелеять той руки,
Да от снежной пыли мутно в голове,
Да баюкают бубенчики-звонки!

Простодушные бубенчики-друзья,
Говорливые союзники любви,
Замолчите вы, лукаво затая
Тайны нежные, заветные мои!

Ночь окутала нас бархатной тафтой,
Звезды спрятались, лучей своих не льют,
Да бубенчики под кованой дугой
Про любовь мою болтают и поют...

Пусть узнают люди хитрые про нас,
Догадаются о ласковых словах
По бубенчикам, по блеску черных глаз,
По растаявшим снежинкам на щеках.

Хорошо в ночи бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают быль...
Сквозь ресницы очи милые блестят,
Обдает лицо серебряная пыль!..

        1901  

Источник. 

 

Что занимало Бунина

 Современник Л. Толстого, Чехова и Горького, Н. Рериха и Рахманинова, страстный и даже пристрастный свидетель бурных революционных событий в России, Бунин нередко спорил с историей, с веком, с современниками. Он отвергал революционное пересоздание жизни, отвергал любое насилие, хотя сам понимал и предугадывал и неизбежность преобразования мира, и неизбежность, даже праведность народного восстания против жестокой несправедливости, беспощадности и безнравственности власть имущих.
Глубина и масштабность бунинских произведений о русской деревне откроется лишь тем читателям, которые за блестяще выписанными картинами, нередко беспощадно жестокими, почувствуют болевой накал философских и социально-нравственных исканий художника, высоту его устремлений, немеркнущую силу его очищающего и возвышающего слова.

Преемственность поколений, наследие веков, тема памяти, воспоминаний, корневых связей человека с прошлым историческим, культурным, природным - всегда занимали Бунина. Впервые эти проблемы зазвучали в путевом очерке-поэме «Святые горы» («На Донце»). Герой-рассказчик включен в поток бытия, породнен с природой и вековой историей. А рядом с ним три крестьянина, три различных характера, три разных отношения к миру...
Уже тогда, в начале литературной деятельности, мучили писателя вопросы о смысле бытия, о тягостной, запутанной, зачастую бесплодной жизни русских людей крестьян, разоряющихся дворян, либеральной и народнической интеллигенции, его тревожили трагические судьбы рано погибших писателей Николая и Глеба Успенских, Левитова, Гаршина, Надсона, Щедрина. «Страшные загадки русской души уже волновали, возбуждали мое внимание», — вспоминал позднее Бунин.
Но не сразу обрел писатель свой подход, свой взгляд на Россию, деревню, русский характер. Первые рассказы были традиционны, в них звучали боль и сострадание к униженным, голодным, бесправным и таким добродушно-покорным, безропотным, как крестьяне, собравшиеся «на край света». Философски углублен, поэтически одухотворен, но еще идилличен крестьянин в рассказах «Сосны» и «Мелитон».
В двух руслах развивалась художественная мысль Бунина в первом десятилетии XX века, в период революции и реакции. В эти годы мужал его талант, обострялось социально-гражданское мышление. Он вглядывался в исторически сложившиеся устои России, искал причины их распада, пытался уловить ход истории. Вместе с тем его не меньше влекли проблемы нравственные, эстетические, то, что помогало бы человеку обрести и сохранить духовное богатство веков. Он поэтизирует «прекрасное, и вечное», «любовь и радость бытия», красоту и неповторимость отдельного мгновения как в природе, так и в человеческой душе. Проблемы злободневно-социальные вставали в сознании Бунина вровень с проблемами историческими, философскими, этическими.
Писатель чутко улавливал атмосферу, настроения времени: ожидание народом перемен, рост озлобления и недовольства, запустение русской земли, которая, оказываясь предметом купли-продажи, была лишена подлинного, рачительного хозяина («Сны», «Золотое дно»). Бунин внимательно следил за всем, что происходило в стране. Всеобщая забастовка, царский манифест, баррикады, восстания, бесчинства черносотенцев и погромщиков, меняющиеся настроения в деревне и в столицах...
Увиденное и пережитое поначалу сказалось в поэзии, в публицистически-страстных стихах. Он славит дерзновенных героев, взятых из мифологии или истории. «Умерший в рабский век — бессмертием венчается в свободном» («Джордано Бруно»).

Из статьи Л. Крутиковой «АХ, ЭТА САМАЯ РУСЬ...»