Прокушев о Есенине

 Сердце гениального поэта испытывает воистину «космические» эмоциональные, нравственные перегрузки. На совесть его неодолимо ложатся тревоги, заботы Отчизны, людские слезы и печаль, светлые и радостные мгновения счастья народного. Жизнь его — пророческий духовный подвиг.
Что делать! Пока такой поэт рядом с нами, далеко не всегда сознаем мы, его современники, эту истину. Лишь со временем открывается она сполна нашим потомкам, во всем ее историческом значении и величии. Так когда-то было с гениальным Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым; так позднее случилось с великим Блоком и Маяковским; так было с Есениным...
«...С каждым годом все больше и больше вырисовывается лицо культуры советской России, пролетарской России. И последний символист, Есенин, довольно скоро утратит свою популярность, хотя творчество его останется навсегда свидетельством о психическом складе людей отмершей культуры".
«Он хотел быть вместе с революцией, но не сумел. Он не пошел в ногу с жизнью — и жизнь ушла от него. И он погиб».
«...Есенин... по характеру своего творчества в его существенном — типичный представитель буржуазного и мелкобуржуазного упаднического индивидуализма».
«Есенин, как поэт, жил и умер в Москве кабацкой».
«Есенин, поэт самоубийства...»

...Как справедливо однажды заметил Александр Блок, гений всегда народен.
Историей рода человеческого, равно как и своим народом, на него каждый раз возлагается священная миссия: быть совестью и пророком своего времени, врачевателем народной души.
Судьба гениального поэта России — Сергея Есенина — блистательное тому подтверждение. В его стихах и поэмах есть и беспощадный нравственный счет своим ошибкам и заблуждениям, и кричащие противоречия, отражающие объективные противоречия самой действительности, равно как и субъективные противоречия во взглядах самого поэта. Нет во всем творчестве Есенина, его гражданской жизни одного: ухода, отстраненности от самых жгучих, самых животрепещущих, самых сложных социально-классовых, политических, моральных, нравственных, этических проблем, которые встали перед Родиной поэта, его народом в годы революции.
Только поэт, которого до глубины души, столь нераздельно и постоянно волновала и красота родных «рязанских раздолий», и судьба «Руси крестьянской» в революции, и будущее всего «шара земного», мог создать «Инонию» и «Сорокоуст», «Пугачева» и «Страну негодяев», «Москву кабацкую» и «Персидские мотивы», «Русь советскую» и «Письмо к женщине», «Песнь о великом походе» и поэму «Ленин», «Капитана земли» и «Балладу о двадцати шести», «Черного человека» и «Анну Снегину».
А лирико-философские стихи Есенина! Такие, как «Не жалею, не зову, не плачу...», «Отговорила роща золотая...», «Мы теперь уходим понемногу...», «Спит ковыль. Равнина дорогая...», «Жизнь — обман с чарующей тоской...», «Цветы мне говорят — прощай...» и другие. Сколько в лих самого сокровенного, есенинского, лично пережитого поэтом, и одновременно сколько общечеловеческой доброты и сердечного тепла, которого ныне так явно не хватает на нашей планете.
Все очевиднее становится сегодня непреходящее значение и самобытнейшего прозаического наследия Есенина, его юношеской повести «Яр», рассказов «У Белой воды», «Бобыль и Дружок», очерка «Железный Миргород», его автобиографической, критической, эпистолярной прозы.
Художественный мир Есенина-прозаика романтически-эмоционален, драматичен, афористичен в слове, языке. Проза поэта, как правило, предельно реалистична в показе картин народной жизни. Ныне мы только начинаем открывать ее для себя.
Юрий Прокушев. ПРОЗРЕНИЯ ГЕНИЯ (Читая и перечитывая Есенина)

 

С.А. Есенин. Табун

 В холмах зеленых табуны коней
Сдувают ноздрями златой налет со дней.

С бугра высокого в синеющий залив
Упала смоль качающихся грив.

Дрожат их головы над тихою водой,
И ловит месяц их серебряной уздой.

Храпя в испуге на свою же тень,
Зазастить гривами они ждут новый день.

* * *

Весенний день звенит над конским ухом
С приветливым желаньем к первым мухам

Но к вечеру уж кони над лугами
Брыкаются и хлопают ушами.

Все резче звон, прилипший на копытах,
То тонет в воздухе, то виснет на ракитах.

И лишь волна потянется к звезде,
Мелькают мухи пеплом по воде.

* * *

Погасло солнце. Тихо на лужке.
Пастух играет песню на рожке.

Уставясь лбами, слушает табун,
Что им поет вихрастый гамаюн.

А эхо резвое, скользнув по их губам,
Уносит думы их к неведомым лугам.

Любя твой день и ночи темноту,
Тебе, о родина, сложил я песню ту.

        1915

Источник. 

О Вяземском

 ...свет «высшего огня» пронес П. А. Вяземский через всю свою долгую жизнь. Он прожил 86 лет и, будучи старше Пушкина на семь лет, пережил его почти на полустолетия. На на склоне лет оказался свидетелем мощного расцвета русской прозы, был в числе первых читателей и критиков романа-эпопеи Л. Н. Толстого «Война и мир». И все же в нашем сознании место Вяземского в русской литературе рядом с именами Батюшкова, Жуковского, Пушкина, Баратынского.

Кто это, так насупя брови,
Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?
О чудо! Это он!.. Но кто же? Наш Катулл,
Наш Вяземский, певец веселья и любови!

Перед нами юный Вяземский, отраженный в шутливом стихотворении Батюшкова. «Наш Вяземский» — не зря дважды подчеркивает Батюшков. Он действительно свой в этой плеяде поэтов. Уже в самом начале десятых годов определились его литературные симпатии: он тесно сближается с будущими арзамасцами. «Дружеская артель» постоянно собиралась в его московском доме.
Литературное поприще он начал как беспечный эпикуреец, автор пародий, эпиграмм, дружеских посланий. В посланиях наиболее ярко проявилось природное остроумие, открытый, веселый нрав, подкупающее добродушие, светская утонченность П. А. Вяземского...

Из Предисловия Л. Страховой

 

Е.А. Баратынский. Она

 Баратынский... О нем великий Пушкин писал: «Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален — ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по- своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого, хоть несколько одаренного вкусом и чувством». А. С. Пушкин высоко ценил и любил Баратынского не только как поэта, но и как человека, относясь к нему с какой-то проникновенной нежностью и сердечностью. Современники очень скоро «соединили имя Баратынского с именем Пушкина и Дельвига»

Из Предисловия Л. Страховой

 Е.А. Баратынский

Она

Есть что-то в ней, что красоты прекрасней,
Что говорит не с чувствами — с душой;
Есть что-то в ней над сердцем самовластней
Земной любви и прелести земной.

Как сладкое душе воспоминанье,
Как милый свет родной звезды твоей,
Какое-то влечет очарованье
К ее ногам и под защиту к ней.

Когда ты с ней, мечты твоей неясной
Неясною владычицей она:
Не мыслишь ты — и только лишь прекрасной
Присутствием душа твоя полна.

Бредешь ли ты дорогою возвратной,
С ней разлучись, в пустынный угол твой —
Ты полон весь мечтою необъятной,
Ты полон весь таинственной тоской.

        <1827>  

Источник.

 

 

Праздник Сретения Господня. Поучение Протоиерея Виктора Гурьева

 Нищелюбцам делать добро для бедных помогает Сам Бог

(Слово о святем Венедикте, како искупи нища, у Бога испросив злато. Прол. Февр. 1)

Отчего это, братие, в беднейших монастырях наших, где монахам иной раз и самим есть нечего, все-таки всегда видим нищих и других бедняков, которых иноки у себя привечают, дают им ночлег, поят, кормят их, а по возможности иногда и другие благодеяния им оказывают: одевают, обувают и т.п.? Откуда они берут средства на раздачу милостыни? На что кормят нищих? Откуда берут деньги на это? Кто им помогает? 

«Был, — говорит слово церковное, — в стране Римской инок и чудотворец именем Венедикт. Он был чрезвычайно милостив к бедным, не отказывал ни одному просящему у него и начальником над многими был монастырями. Ради его особенной любви к бедным иноки его терпели нужду и бывали времена, когда денег у них совсем не было. И вот однажды, в такое время, к Венедикту пришел один муж, теснимый своим заимодавцем, и просил у святого помощи. У Венедикта не было ничего, и он сказал пришедшему: «Брат, двенадцати золотых монет, которые ты просишь, теперь у меня нет, но потерпи два дня и потом зайди ко мне. Там видно будет». Не имевший чем уплатить долг ушел, а Венедикт стал на молитву и усердно просил Бога, чтобы Он помог ему удовлетворить просителя. На третий день последний опять пришел к преподобному и снова стал умолять его о помощи. Что же случилось? В монастыре был сосуд, в котором обыкновенно сохранялась кутия. По молитве преподобного, вверху ее неожиданно появились тринадцать златниц, которые Венедикт взял, отдал бедному должнику и сказал: «Вот двенадцатью златницами уплати долг, а тринадцатую оставь у себя и употреби на свои другия нужды». «Сия вся, — заключает слово, — умеет творить всемогущая милостыня и нестяжательность Христа ради».

Так вот Кто помогал инокам беднейших монастырей кормить нищих и оказывать милость бедствующим! Помогал Бог, очи Коего на нищего призирают и Который есть отец беспомощных и сирот и Который сторицею возвращает нищелюбцам разданное ими. Да не тут ли, братие, к слову сказать, заключается и разгадка того, почему многие из беднейших монастырей, в которых жили иноки-нищелюбцы, строенные сначала клетски, т.е. как простая изба, где нищелюбцы сами питались часто укрухами гнилого хлеба, где мерцающая лучина светила их чтению и пению, — эти монастыри сделались со временем богатейшими лаврами, небеси подобными по своим зданиям, залитыми золотом и огнями? Да, потому они такими сделались, что весьма и весьма много дали взаим Богови чрез руки нуждающихся, а Бог заем Свой уплатил им сторицею.

Поэтому, в каком бы положении вы ни находились, бедны вы или богаты, милосердия вообще и нищелюбия в частности не забывайте, ибо за Богом разданное вами не пропадает. «Аз, говорит Он чрез блаженного Августина, (рече Господь) восприях, Аз воздам, взалкахся и дасте Ми ясти и проч. Землю Я восприял, воздам небо; временное получил, воздам вечное; хлеб получил, хлеб и отдам, но небесный и вечный; гостиницу получил, дом отдам; находясь в темнице и посещен быв, воздам свободу («Нетленная пища», стр. 222).

Так-то милостив Господь к нищелюбцам! Поэтому милосердия не забывайте, ибо им благоугождается Бог. Аминь. 

 Источник.

Аларчин мост через канал Грибоедова

 Аларчин мост - автомобильный и пешеходный мост в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга, переброшен через канал Грибоедова по оси Английского проспекта и соединяет Коломенский и Покровский острова. Длина моста 35, 3 м., ширина - 15,8 м.

С 1761 по 1790 год название моста было известно как "Аларчинов мост". Позже изменилось, как "Аларчин". По версии петербургского историка П.Н. Петрова, своим названием мост обязан неправильному произношению фамилии русского судостроителя и галерного мастера Андрея Игнатьевича Алатчанина (1700-1766), жившего поблизости в конце XVIII века. Алатчанинов начал службу при Петре I в 1714 году, учеником плотника. Успешно постигнув науку судостроения в 1731 году он был пожалован в галерные мастера. В 1748 году Алатчанинов был назначен руководителем всем галерным строительством в Санкт-Петербурге. За 1748 - 1765 годы под его руководством построены 53 галеры. Он стал самым молодым галерным мастером в отечественной истории кораблестроения и единственным, пожалованным в чин бригадира (1762).

Итак, в 1752 году на месте современного Аларчина моста был построен первый деревянный мост, который просуществовал около тридцати лет. 

 Альбом.

В.И. Иванов. Ожиданье

 Мгла тусклая легла по придорожью
                И тишина.
Едва зарница вспыхнет беглой дрожью,
                Едва видна
Нечастых звезд мерцающая россыпь.
                Издалека
Свирелит жаба. Чья-то в поле поступь —
                Легка, легка...

Немеет жизнь, затаена однажды;
                И смутный луг,
И перелесок очурался каждый —
                В волшебный крут.
Немеет в сердце, замкнутом однажды,
                Любви тоска;
Но ждет тебя дыханья трепет каждый —
                Издалека...

        <1910> 

Источник.

Сегодня - день памяти св. блаженной Ксении Петербургской

 Блаженная Ксения родилась между 1719 и 1730 годами, свой спасительный подвиг она несла в Петербурге. Мужем Ксении был певчий придворного хора Андрей Феодорович Петров, служивший в звании полковника. О детстве и юности блаженной ничего не известно, память народная сохранила лишь то, что связано с началом подвига юродства Ксении — внезапная смерть мужа, умершего без христианского приготовления.

Потрясенная этим страшным событием, 26-летняя вдова решила начать труднейший христианский подвиг — казаться безумною, дабы, принеся в жертву Богу самое данное, что есть у человека — разум, умолить Создателя о помиловании внезапно скончавшегося супруга Андрея. Посему, дабы спасти своего мужа, Ксения отказалась от всех благ мира, отреклась от звания и богатства и более того, от себя самой, она оставила свое имя и, приняв имя супруга, прошла под его именем весь свой жизненный путь, принеся на алтарь Божий дары всеспасительного подвига любви к ближнему.

Своего желания казаться безумною Ксения достигла в день похорон мужа; когда Андрея Феодоровича повезли на кладбище, блаженная одела на себя его одежду: камзол, кафтан, штаны и картуз и в таком костюме пошла провожать гроб супруга. Родственники мужа и знакомые Ксении весьма сожалели о ней, они думали, что смерть Андрея Феодоровича внезапным горем помрачила сознание молодой овдовевшей жены. Ксения же, как потерявшая рассудок, утешала их, говоря: «Андрей Феодорович не умер, — но воплотился в меня, Ксению, которая давно умерла». «Не зовите меня больше Ксеньей, но зовите меня Андреем Феодоровичем». С такими словами Ксения стала скитаться по улицам Петербурга, сообщая всем, знавшим ее, что «Ксеньюшка моя скончалась, и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут».

После смерти мужа овдовевшей Ксении отошло имущество Андрея Феодоровича — дом, который он имел в приходе церкви апостола Матфия на Петербургской стороне. Часть этого дома снимала одна благочестивая христианка Параскева Антонова, хорошо знавшая Ксению и давно бывшая с нею в дружбе. Утешая после похорон «помрачившуюся умом» вдову, Параскева в причитаниях спросила: «Как же ты будешь жить теперь, матушка?» На это, начавшая свой подвиг юродства Ксенья ответила: «Да что, ведь я похоронила свою Ксеньюшку, и мне теперь больше ничего не нужно. Дом я подарю тебе, только ты бедных даром жить пускай; вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу, пусть молятся об упокоении души рабы Божией Ксении».

Тогда Параскева Антонова стала упрашивать Ксению не делать этого, ибо ей самой нужно будет на что-то жить и кормиться, но Ксения твердо отвечала: «Господь питает птиц небесных, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет».

Услышав о таком решении, Параскева из жалости о «повредившейся умом» вдове, обратилась к родственникам ее мужа Андрея Петрова с просьбой поспособствовать ей предотвратить Ксению от такого неразумного поступка. Родные мужа подали прошение начальству умершего Андрея Феодоровича, прося не позволять Ксении в безумстве раздавать свое имущество. По причине этого Ксения была вызвана на соответствующее обследование, которое заключило, что она совершенно здорова и утвердило за ней право распоряжаться своим имуществом как ей угодно.

После этого блаженная Ксения, вольная во всех своих действиях, раздала все принадлежавшее ей имение и в одном только мужнином костюме вышла на улицу на свое подвижническое странствие. Теперь какого-либо определенного местожительства Ксения не имела. Она в своем странном одеянии целыми днями бродила по Петербургской стороне по преимуществу в районе прихода церкви святого Апостола Матфия. Встречающимся знакомым и обращающимся к ней по имени она с досадой говорила: «Ну какое вам дело до покойницы Ксении, она вам ничего худого не сделала».

Через некоторое время все могли убедиться в безумстве молодой вдовы: ее странный костюм и невразумительные разговоры, ее кротость и незлобие давали повод злым людям и в особенности шалунам мальчишкам глумиться над блаженной. Так блаженная Ксения начала свой подвиг. Целыми днями она скиталась по улицам Петербурга, зимой и летом, в зной и стужу подвергаясь всяким нападкам и насмешкам, она, непрестанно молясь, безропотно несла свой спасительный подвиг.

В это время началось строительство новой каменной церкви на Смоленском кладбище. Воздвигнутое строение было уже весьма высоким, так что каменщикам приходилось сначала поднимать кирпич на леса, а потом класть его в кладку. Тогда блаженная Ксения решила тайно по ночам помогать строителям, она целыми ночами поднимала кирпич и складывала его на лесах. Наутро приходили рабочие и очень удивлялись случившемуся. Наконец, они решили узнать, кто все же этот незримый помощник строительства. Оказалось, что этот тяжелый труд выполняла известная всей петербургской стороне «безумная» Ксения.

Мало по малу к таким странностям блаженной привыкли, многие стали считать, что от помрачившейся умом можно ожидать чего угодно, однако некоторые наиболее чуткие христиане стали замечать, что Ксения какая-то не простая глупая побирушка, но в ней есть что-то особенное. Милостыню, которую ей предлагали, она брала не у каждого, но только у людей доброго сердечного расположения. Всегда беря только копейку, она тут же отдавала ее таким же бедным и нищим, как и она сама. После того, как мужнин комзол и кафтан Ксении истлели, она стала одеваться зимой и летом в жалкие лохмотья, а на босых ногах, распухших от мороза, носила рваные башмаки. Многие христиане предлагали Ксении теплую одежду, обувь, милостыню. Блаженная же ничего не соглашалась взять, но неизменно одевалась либо в красную кофточку и зеленую юбку, либо в зеленую кофту и красную юбку.

Днем Ксения как безумная бродила по городу, а на ночь она укрывалась от глаз людских, выходя за город, в поле, и там пребывала в молитве. Так ее однажды и застали заинтересовавшиеся ночными исчезновениями Ксении горожане. Ксения всю ночь стояла на молитве, попеременно кладя поклоны на все четыре стороны света. В поле, по ее словам, присутствие Божие было «более явственно».

Только в редких случаях оставалась Ксения на ночлег у знавших ее благочестивых людей — Параскевы Антоновой, Евдокии Гайдуковой и Пелагеи Черпаковой.

Блаженная все обиды и печали сносила безропотно, лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидя юродивую, стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная, по обычаю, безропотно сносила это. Но злые дети не ограничивались одними издевательствами. Видя безропотность и беззащитность блаженной, они стали бросать в нее грязью и камнями. Тогда, по-видимому, и у блаженной не хватило терпения. Как вихрь бросилась она за злыми мальчишками, грозя им своею палкою, которую всегда носила с собой. Жители Петербургской стороны, увидя блаженную в страшном гневе, пришли в ужас от поступка детей и тотчас же приняли все меры к тому, чтобы никто не обижал Ксению.

Окружающие блаженную Ксению стали обращать внимание, что в ее словах и поступках часто кроется какой-то глубокий смысл. Замечали, что если Ксения просила у кого чего-либо, то это было знаком грядущей невзгоды и беды для того, у кого спрошено, если же Ксения подавала кому-либо что-то, то получателя в скором времени посещала внезапная радость. Позднее, когда блаженную стали почитать за прозорливицу, стоило ей только появиться на рынках и улицах города, как всякий, знавший ее, предлагал ей свои услуги. Купцы открывали свои лотки и прилавки со всевозможными съестными и прочими товарами. Все наперебой упрашивали «Андрея Феодоровича» взять что-либо или отведать от предлагаемого товара ибо они замечали, что, если Ксения брала что-нибудь у хозяина, то торговля у угостившего ее купца бывает очень удачной.

Извозчики, завидя блаженную издали, гнали лошадей, прося Ксению проехать с ними хотя бы несколько шагов, ибо это приносило им удачу в работе.

Особый дар блаженной Ксении состоял в устройстве семейного быта христиан. Матери детей были убеждены, что если блаженная приласкает или покачает в люльке больного ребенка, тот непременно выздоровеет. Посему они, завидя Ксению, спешили к ней со своими детьми, прося ее благословить или просто погладить их по голове.

Своим великим смирением, подвигом духовной и телесной нищеты, любви к ближним и молитвою стяжала Ксения благодатный дар прозорливости.

Этим своим даром многим она помогала в деле жизненного устройства и душевного спасения.

Так, однажды блаженная, зайдя в гости к купчихе Крапивиной, беседовала с хозяйкой и принимала от нее угощения. Жалея молодую купчиху, столь радушно ее принимавшую, и предвидя близкую смерть последней, Ксения пожелала сказать ей о необходимости должного христианского приготовления к смерти. Посему, уходя, она во всеуслышание сказала между прочим: «Вот, зелена крапива, а скоро, скоро завянет». Все слышавшие это гости Крапивиной не придали словам Ксении должного внимания, однако позднее, после внезапной скоропостижной смерти молодой купчихи, вспомнили эти слова и весьма были поражены и потрясены.

Известен случай, когда блаженная Ксения заботилась о благе и спасении еще не родившегося младенца. Приходит она как-то к своей давнишней знакомой Параскеве Антоновой, которой подарила свой дом, и говорит: «Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал! Иди скорее на Смоленское кладбище!» Параскева весьма смущенно восприняла эту нелепицу, однако послушалась блаженной и пошла. На одной из улиц Васильевского острова у самого кладбища увидела она толпу народа и, подойдя, узнала, что какой-то извозчик сбил с ног беременную женщину. Здесь же на земле женщина родила мальчика, а сама скончалась. Все пытались узнать, кто эта женщина и где ее родственники, но не преуспели в этом. Увидев во всем случившемся перст Божий, Параскева взяла мальчика к себе и, несмотря на усиленные старания найти отца, должна была в конечном счете усыновить младенца. Она взяла его в свой дом, бывший дом блаженной, и воспитала по всей строгости христианской жизни. Этот приемный сын ее до глубокой старости содержал свою мать и весьма почитал ее. Параскева же благодарила Бога и рабу Божию Ксению за ее повеление принять на воспитание сына.

Ксения всегда принимала участие в устроении жизни благочестивых христиан. Она часто бывала в семье Голубевых, состоявшей из матери-вдовы и ее семнадцатилетней дочери. Блаженная Ксения очень любила эту девушку за ее кроткий тихий нрав и доброе сердце. Однажды она неожиданно появилась в дверях их дома как раз в тот момент, когда мать и дочь в столовой готовили кофе.

Обратясь к дочери, Ксения сказала: «Эх, красавица, ты тут кофе варишь, а муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее туда!»

Девушка была весьма смущена услышанным. «Как так?! — возразила она. — У меня не только мужа, но и жениха-то нет. А тут какой-то муж, да еще жену хоронит?» Услышав все эти возражения, Ксения стала сердито настаивать: «Иди!»

На кладбище мать с дочерью увидели похоронную процессию. Хоронили молодую жену одного доктора, скончавшуюся при родах. Молодой вдовец все время безутешно рыдал, а увидев могильный холм над прахом супруги, лишился чувств и свалился на руки едва успевшим подбежать Голубевым. Когда он пришел в себя, мать и дочь как могли старались утешить несчастного. Так состоялось их знакомство. Через некоторое время оно возобновилось, а год спустя молодой человек сделал дочери Голубевой предложение.

Брак их оказался счастливым. Быть может, не без молитвенного заступления блаженной прозорливицы прожили они долгую, тихую и благочестивую жизнь, а умирая, заповедали чтить память ее и следить за ее могилкой.

Еще при жизни своей блаженная Ксения была многим христианам скорой в бедах помощницей. Как-то раз встретила она одну благочестивую женщину, свою знакомую, и, остановив ее, вручила ей медный пятак с изображением всадника и сказала: «Возьми пятак, тут царь на коне; потухнет». Ничего более не добавив, она пошла дальше. Обескураженная женщина отправилась домой, недоумевая, что бы это могли значить слова Ксении. Едва выйдя на свою улицу, она с ужасом увидела, что в ее доме начался пожар. Но не успела она еще даже добежать до поглощаемого пламенем строения, случилось чудо — по милости Божией огонь удалось остановить, людская помощь подоспела вовремя. Тут только поняла женщина, что означали слова блаженной: «Возьми пятак, потухнет!»

Юродивая Ксения в подвиге юродства подвизалась 45 лет; можно утверждать, что блаженная отошла ко Господу в самом начале девятнадцатого века; есть мнение, что Ксения преставилась около 1803 года.

Погребена была святая угодница Божия на Смоленском кладбище Петербурга, где в свое время она помогала строить церковь в честь иконы Божией Матери, именуемой Смоленская. Отпевание добровольной страдалицы совершалось в церкви апостола Матфия.

Чудеса, творимые блаженной, не прекратились и после ее смерти. Так, в одной семье перед намечавшейся свадьбой невеста и ее мать отслужили панихиду на могиле блаженной Ксении; свадьба сейчас же расстроилась, так как публично обнаружилось, что жених является преступником и убийцей, бежавшим с каторги. Некто А.А. Романов был смертельно болен; и вот, супруге его, сидевшей ночью у постели больного, явилась в видении старая женщина, назвавшаяся Ксенией, которая сказала, что муж ее выздоровеет, и что будущий их ребенок будет девочкой, а назвать ее следует Ксенией. Все так впоследствии и произошло. Случалось, что в моменты панихид или молебствий на могиле блаженной Ксении она являлась молящимся в виде старой женщины с посохом в руке. Если видение случалось виновнику бедствий, то вид этой женщины был грозен и повеления непререкаемы. Например, одному человеку, страдавшему сильной приверженностью к страсти винопития, но за которого молились усердно мать и жена, Ксения явилась в видении и сурово сказала: «Брось пить! Слезы матери и жены твоей затопили могилу мою! Встань!»

Со дня кончины блаженной Ксении прошло около двух веков, однако творимые по молитвам сей угодницы чудеса не иссякают, и народная память о ней не исчезает.

В первые же годы после ее кончины на могилу блаженной стали стекаться множество людей, которые часто брали после панихиды о ней землю с ее могилки в память о святой.

Постепенно весь могильный холм оказался разобран, пришлось насыпать новый, но и этот был разобран. Тогда положили на могилу мраморную плиту; почитателей блаженной и это не остановило — плита разбивалась и частицы ее разносились во все концы России. Разбирая землю и ломая плиты, почитатели блаженной оставляли на могиле денежные пожертвования, которыми пользовались нищие.

Не прекращались и чудеса от блаженной, которая по-прежнему оставалась помощницей христиан в бедах и болезнях. Благочестивое предание доносит до нас, например, и рассказ о таком случае. В жаркие летние месяцы одна семья, в которой было двое детей, оказалась вдали от родного дома, и в весьма тяжелых обстоятельствах. Глава семейства, муж женщины, поведавшей об этом чудесном заступлении блаженной Ксении, опасно заболел. Ему становилось все хуже и хуже, лекарства не помогали, болезнь усугублялась. Через три месяца, когда палящее южное солнце, царившие кругом невыносимая жара и духота совсем подорвали здоровье больного, он уже был не в состоянии даже разжимать губы и принимать пищу. Дни его, казалось, были сочтены. Что произошло дальше, рассказывает его жена.

«Доктор, уходя, как-то странно посмотрел мне в глаза и сказал: я приду завтра утром». Я поняла, что это конец.

Я отвела детей к соседям, жившим через два дома от нас. Мне хотелось тишины и молитвы. Жара стояла нестерпимая, удушающая. Я открыла все двери для движения воздуха. Мысли самые отчаянные и горестные одолевали меня. Помимо скорби от потери верного друга, пугала перспектива остаться одной с малыми детьми. Если бы я была сейчас дома, я бы поехала на Смоленское кладбище к блаженной Ксении. Там, припав к ее могиле, выплакала бы свое горе. Шум захлопнувшейся калитки прервал мои думы. Кто-то вошел в сад к нам, подумала я. В это время в проеме открытой двери бесшумно появилась странная гостья. Лета ее нельзя было определить, но самым странным был ее наряд. Теплые, мягкие валенки, длинная шуба особого покроя, вся в сборках, а на голове большой белый пуховый платок; концы его были закручены на шее. Так, верно, носили глухой зимой в старину женщины-простолюдинки. Вся она была необыкновенно привлекательна. «Голубка, скажи мне, где живут Пироговы, я ищу их, — сказала она. — Через два дома, — ответила я. — А что, твой-то плох?» — спросила она, указывая на дверь, где лежал больной. Она бесшумно прошла мимо меня к больному. С минуту смотрела она на него. «Слушай, голубка! — сказала она, подходя ко мне. — Не печалься! Вчера тут приезжал один важный доктор, такой ученый, что страсть. Он говорил, что больного надо кормить все же каждые полчаса всего лишь понемногу, по две ложечки. Ну, там молока, чаю, кашки, а там уж сама что придумай». «Да он уж третий день губ не разжимает, — ответила я. — Ничего, ничего, ты попробуй! Ну, прощай, мне пора». Она исчезла. На этот раз даже калитка не хлопнула. Я вышла на балкон. Вправо и влево далеко была видна улица, залитая палящим солнцем, но моей зимней гостьи не было видно.

Тут только я поняла всю несообразность ее зимнего наряда при этой нестерпимой жаре.

Я подошла к больному. Муж открыл глаза и чуть слышно попросил пить. Дрожащими руками я поднесла ему чашку чая, еще не решаясь верить, что этот слабый проблеск жизни есть намек на выздоровление.

«Кто подходил ко мне?» — спросил больной. Я не знала, что ответить. «Одна незнакомая женщина», — говорю ему. Муж глубоко вздохнул, точно выдохнул какую-то тяжесть. «Мне легче. Кто подходил ко мне?» — сказал он, засыпая.

Вернулись дети. Я спросила их, не приходила ли женщина в шубе и валенках, закутанная в платке, к Пироговым.

Дети сказали, что никакой женщины не видели, и вообще не видали, чтобы кто-нибудь заходил.

Я прошла к мужу с чашкой молока. Он встретил меня со слабой улыбкой на изможденном, исхудалом до неузнаваемости лице. Он отпил полчашки молока и опять спросил меня: «Кто приходил ко мне?» Я ему как могла объяснила появление таинственной гостьи и прибавила, что сейчас пойду к Пироговым и узнаю, кто она, так как она их искала.

Я пошла к Пироговым и стала расспрашивать о женщине в валенках и в шубе, которая искала их.

К ним, оказалось, никакая зимняя гостья не приходила, и они начали подшучивать и острить надо мною. В эдакой жаре и появиться в шубе и в валенках! Верно, какая-нибудь «блаженная», или вам привидилось.

Не добившись ничего, я вернулась домой. Муж уже сидел на кровати, опираясь на подушки. «Ну, что, узнала?» — был его первый вопрос. — Нет, ничего не узнала, ее там не было. «Так слушай меня, — говорит муж. — Ведь я умирал, и я сознавал, что умираю. У меня не было сил ни открыть глаза, ни позвать тебя, и силы оставляли меня. Вдруг я почувствовал, что кто-то подошел ко мне, и на меня вдруг повеяла какая-то живительная прохлада. Это был миг; я силился схватить струю этой прохлады. Теперь я знаю, что поправлюсь. Ты молилась; кого же ты звала на помощь?» — «Блаженную Ксению», — сказала я и разрыдалась. Когда мой муж окончательно поправился, он стал наводить справки, какой доктор был проездом в то время. Оказалось, никакой доктор не проезжал и зимней гостьи никто не видел.

«Я же в душе храню, что блаженная Ксения являлась ко мне на мой зов».

В 1902 году над могилой блаженной Ксении была построена новая часовня с мраморным иконостасом и надгробием. 

Могила блаженной Ксении находится посреди часовни; часовня была украшена прекрасной иконой Распятия Спасителя на Кресте, а по стенам установлены иконы, пожертвованные разными лицами по тому или иному случаю, некоторые из них с венчальными свечами.

Часовня была всегда открыта для совершения панихид; по свидетельству священников, нигде не служилось столько панихид, сколько на могиле блаженной Ксении.

Над входом в часовню с наружной стороны была сделана надпись: «Раба Божия Ксения». На первоначальной же могильной плите было начертано: «Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. На сем месте погребено тело рабы Божией, Ксении Григорьевны, жены придворного певчего Андрея Феодоровича, в ранге полковника, осталась после мужа 26-ти лет, странствовала 45 лет; всего жития ее было 71 год; называлась "Андрей Феодорович". Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».

В начале XX века, по благословению митрополита Антония (Вадковского), в память блаженной Ксении на Малом проспекте Васильевского острова был устроен Дом Трудолюбия для бедных одиноких вдовиц и сирот-детей, не имеющих крова и возможности заработать себе на хлеб насущный. День памяти блаженной Ксении 24 января по старому стилю / 6 февраля - по новому.

В настоящее время часовня отреставрирована и вновь открыта для доступа и молитвы.

Блаженная Ксения канонизована за святость жизни, проявившуюся в глубокой любви к ближним, в смирении, терпении, кротости и прозорливости, на основании большого количества чудес, совершающихся по молитвам блаженной, а также непрекращающегося народного почитания.

Источник.

В.И. Иванов Русский ум

 Своеначальный, жадный ум, —
Как пламень, русский ум опасен:
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он — и так угрюм.

Подобный стрелке неуклонной,
Он видит полюс в зыбь и муть;
Он в жизнь от грезы отвлеченной
Пугливой воле кажет путь.

Как чрез туманы взор орлиный
Обслеживает прах долины,
Он здраво мыслит о земле,
В мистической купаясь мгле.

        1890 

Источник.

Ходасевич

 Биография В.Ф. Ходасевича не относится к числу самых насыщенных событиями. Скорее, она ими бедна. И все-таки перипетии жизни поэта важны для понимания стихов, и без воссоздания биографического контекста творчества многое в его поэзии теряет значительную долю своего смысла.

...
Окончив гимназию, Ходасевич поступил в Московский университет — сначала, как и его братья, на юридический факультет, потом перевелся на историко-филологический. Но уже тогда было ясно, что для него «стихи навсегда», как он запишет в хронологической канве своей биографии под 1903 годом. Университет — только внешнее (потому-то он и не был окончен), а главное — поэзия. И еще — любовь.
В 1905 году Ходасевич женится на одной из первых московских красавиц — Марине Эрастовне Рындиной, богатой и эксцентричной девушке, перипетии любви к которой образуют глубокий подтекст большинства ранних стихов Ходасевича, в том числе и «Молодости». Мы можем только догадываться по сравнительно немногим намекам в воспоминаниях и письмах, что отношения между Ходасевичем и Мариной были очень непросты. Из воспоминаний второй его жены, Анны Ивановны, мы знаем, что осенью 1907 года Марина увлеклась поэтом и искусствоведом С. К. Маковским, будущим издателем «Аполлона», и в самом конце года они с Ходасевичем расстались.
...
Показательно в этом отношении обращение Ходасевича к образам и настроениям, так ярко выявившимся в стихотворениях Брюсова и Андрея Белого под одинаковым названием «Предание». Жизненная ситуация, вызванная драматическими взаимоотношениями этих поэтов и Нины Петровской, пережита в стихотворении Ходасевича «Sanctus Amor» (1907) в буквальных ритмических и образных соответствиях со стихами старших и гораздо более искушенных в поэзии его современников. Он идет уже опробованным путем, но не слепо, а своей волей избирая этот путь.
Конец 900-х годов был для русских символистов временем наступившей славы, сопровождавшейся массовым эпигонством, о чем писали как критики, символизму посторонние («Третий сорт» К. И. Чуковского), так и сами символисты («Вольноотпущенники» Андрея Белого и многие другие). В этих статьях сказано много справедливого о поэтах, которые, раз ступив на дорогу предшественников, так безоглядно по ней и пошли. Но про стихи «Молодости» этого написать было нельзя. Не зря сочувственно цитировал «Время легкий бисер нижет...» тонкий и проницательный Иннокентий Анненский; не зря суровый к дебютантам Валерий Брюсов нашел возможным, высказав целый ряд серьезных претензий к поэту, все же отметить: «Эти стихи порой ударяют больно по сердцу, как горькое признание, сказанное сквозь зубы и с сухими глазами». 1 Одним словом, дебют Ходасевича был встречен символистами сочувственно, как первое выступление, пусть еще робкое, своего сомышленника и сочувственника...

Из статьи Н. А. Богомолова "ЖИЗНЬ И ПОЭЗИЯ ВЛАДИСЛАВА ХОДАСЕВИЧА"